Чёрная эстафета - Страница 24

В окошке экспресс-камеры дважды сверкнули короткие вспышки, потом послышалось тихое шипение. В толще экрана засветилась объемная надпись: «Ждите! Идет анализ…»

«Ждем…, – нетерпеливо думал Бьярни. – Ждем-ждем…»

Руководство, которое Бьярни вытащил на отдельную консоль, гласило, что анализ может занять от нескольких минут до четверти часа. В зависимости от структуры образца.

Видимо, у этой чешуйки была на редкость сложная структура – заканчивалась пятнадцатая минута с момента запуска программы, а в экране висела все та же неизменная светящаяся надпись.

Бьярни проскучал еще целых семь минут, прежде чем надпись сменилась окошком с результатами.

Вот только результаты оказались совершенно не такими, какие ожидал Бьярни. Если совсем точно, то результатов, собственно, и не было.

«Исследовать молекулярную структуру данного образца не представляется возможным – не хватает разрешающей способности приборов. Смените образец, либо проведите анализ атомарной структуры.»

Бьярни озадаченно пялился в экран, соображая – что проще сделать: сбегать за еще одной чешуйкой или проделать более глубокий анализ уже имеющейся. Наконец он придумал: изменил задание, отдал команду на атомарный анализ, а сам тем временем направился к саркофагу. Очень хотелось припустить бегом, но он прекрасно сознавал, что даже ленивым шагом поспеет туда и обратно существенно раньше, чем завершится анализ. В атомарном режиме анализатор запросил целый час времени.

Собрав все чешуйки – еще три штуки – в пластиковую кювету для образцов, Бьярни нарочито неспешным шагом вернулся в рубку. С порога прекрасно просматривалась надпись: «Ждите…» в терминальном экране.

Кювета жгла ему руки. Снова усевшись перед терминалом, Бьярни добыл из ящика с инструментами пинцет, зажег лампу над клавиатурой, отчего надпись в экране потускнела и стала плохо различимой, взял одну из чешуек и поднес поближе к глазам. Близоруко щурясь, всмотрелся.

Чешуйка как чешуйка. Белесо-серого цвета, с еле заметной контурной структурой, напоминающей годичные кольца на пне. Блестящая в свете лампы, слегка вытянутой формы, нечто среднее между кругом и эллипсом. Практически непрозрачная. Ничем она не пахла, как выяснилось. В общем, полный и абсолютный ноль.

Проскучав без малого час, Бьярни дождался окончания атомарного анализа.

«Тесты не выявили в образце сколько-нибудь упорядоченной структуры, – прочел он. – Проверьте аппаратуру на сбои и проведите контрольную диагностику управляющей программы.»

С нехорошим предчувствием, Бьярни сменил чешуйку в анализаторе, проделал все рекомендованные действия, и снова прогнал тест.

Тщетно. Такое впечатление, что эта отслоившаяся гадость вообще не состояла из атомов. Но из чего тогда? Бьярни не слишком разбирался в физике и до сих пор был уверен, что из атомов состоит вся материальная Вселенная до последней пылинки. Единственное, что он мог – это растеряться.

Проверить эту чертову чешуйку на кварковом уровне не было возможности – тут не походная экспресс-камера нужна, тут пришлось бы подключать аппаратуру серьезного исследовательского центра.

– Да что же ты за штучка, шкаф ты проклятый, – прошептал Бьярни. Он извлек из камеры образец, немного подумал, и спрятал все четыре чешуйки в коробочку из-под зубочисток, а коробочку – в нагрудный карман. – Неужели придется ждать до Земли?

Он подумал, что в полете разгадать секрет саркофага вряд ли получится.

Свет в первом грузовом все горел. До самого вечера.

А потом вдруг погас.

Бьярни к этому моменту пересидел в рубке две пульсации, в промежутке между которыми плотно закусил и с досады выпил целую бутылку весьма кстати подвернувшегося в запасах «Карандаша» «Траминера Офелии». Видеокамеру из отсека Бьярни забирать не стал, и иногда косился на отдельный экран, на изображение саркофага. Светлый куб этого экрана отбрасывал косой зайчик на клавиатуру.

Бьярни, хоть и умел работать вслепую, все же иногда глядел на клавиши – так ему было привычнее и удобнее.

В какой-то момент он вдруг сообразил, что привычного зайчика на клавиатуре нет. Вернее, зайчик стал тусклым-тусклым. Еле заметным. Выпучив от неожиданности глаза, Бьярни повернулся к экрану с саркофагом.

В первом грузовом царила полутьма – освещение теперь работало в аварийном режиме.

На негнущихся ногах Бьярни доковылял из рубки к сегментнику в грузовые отсеки. Едва он вошел в первый, послушно вспыхнул полный свет. Саркофаг как ни в чем не бывало стоял где и раньше.

Да и куда он мог деться? Закреплен ведь, принайтован намертво…

С минуту Бьярни торчал напротив него. Хотел подойти и потрогать, но почему-то не решился. Совершенно дурацкое было ощущение – знал ведь, что бояться нечего: тихий и спокойный ящик, не более, а вот поди ты, замирало в груди и холодок продирал по коже. Несильно так, но заметно. Вполне заметно.

– Дьявольщина, – прошептал Бьярни и бочком, бочком пошел прочь из отсека. Почему-то очень не хотелось поворачиваться к саркофагу спиной.

Едва он переступил маркировочную черту, свет переключился в аварийный режим.

Люк Бьярни на всякий случай задраил и заблокировал из кабины. И каюту запер. А потом – долго не мог уснуть.

В эту ночь он спал отвратительно и не выспался совершенно. Все время ему грезилось, что из саркофага вылезает какой-то чешуйчатый монстр и скребется в перепонку. Звук был такой противный, что Бьярни содрогался только от него, и все казалось, что перепонка не выдержит и лопнет под неистовым напором монстра, что когти процарапают металлокерамику и Бьярни окажется в ловушке. Раза три он просыпался весь в поту и, затаив дыхание вслушивался в ночную тишину. Корабль на время капитанского сна угомонил всю автоматику, и на «Карандаше» было по-настоящему тихо.