Четыре раза – всего четыре раза за двести лет в Союзе людям предоставилась возможность мельком взглянуть на скауты Роя.
То, что люди называли грузовым шлюзом, на самом деле являлось просто основным шлюзом скаута. А то, что по привычке именовали пассажирским – было резервным шлюзом для обслуги. Но привычную терминологию ксенотехники, изучающие в том числе и Рой, решили не менять. Знающий – знает, а остальным все равно.
За десять минут Шеманихин и Неклюдов наскоро обследовали поверхность сферы, изредка поворачивая ее в невидимых лапах гравизахвата. Лейтенант Хардуэй транслировал команды техникам крейсера кратко и толково.
– Здесь и здесь, – наконец пришли к единодушному мнению ксенотехники. – Это грузовой, это пассажирский.
Некоторое время ушло на пометку найденных шлюзов – оказалось, что тривиальный мел не оставляет на поверхности сферы ни малейшего следа. А уж о том, что скорлупа скаута не царапается, не смачивается, и еще целая куча «не» – любой догадывался и сам.
Пришлось зафиксировать скаут в гравизахваты и метить пол трюма напротив шлюзов.
– Теперь запоры…
Любой шлюз управлялся автономной сервомышцей – мотором это устройство земные инженеры в свое время назвать не рискнули. Мышца подчинялась сигналам – либо внутренним, с панели управления шлюзом или с центрального капитанского пульта; либо внешним – с парольного датчика или дистанционного устройства.
Панелью управления шлюзом Шеманихин и Павел Неклюдов воспользоваться не могли. Равно как и капитанским пультом. В силу того, что находились вне корабля. Оставалось одно – обмануть внешний датчик, наверняка запароленный на уровне биоматрицы владельца. Владелец (а точнее – то, что от него осталось после залпа), если верить военным, также находился внутри скаута. Следовательно, его матрица была недоступна.
Почти сорок минут Шеманихин и Неклюдов колдовали над скорлупой, выслеживая нерв, которым управлялась сервомышца. Еще полчаса потратили на то, чтобы к нему подключиться, призвав на помощь физиков и специалиста по субатомному сканированию и диффузным внедрениям.
Когда микропроцессор мышцы выдал код неверного сигнала и иллюзорная голографическая стрелка универсального измерительного прибора заметно колыхнулась, Шеманихин провозгласил: «Фу! Полдела!»
И потребовал полную мощность многопотокового монстра, которого военные реквизировали у спасателей, в течение как минимум двух часов.
Прибор регистрировал возврат неверного кода сто семьдесят две с чем-то тысячи раз в секунду. Стрелка, понятно, это не отображала – подобное выходило за возможности человеческого глаза. Стрелка просто застыла в пиковой точке.
– Лейтенант! – обратился Шеманихин к Хардуэю. – Какой компьютер смонтирован на крейсере? Головной, я имею в виду.
– «Черный коралл», работы свайгов. Послабей, конечно, чем этот… – он кивнул на безмолвно трудящийся купол. – Но все же.
– Если дадите его мощность, управимся быстрее. Запроси капитана.
Хардуэй без колебаний подался к микрофону-бусине за терминальной клавиатурой. Говорил он по-английски, быстро и неразборчиво. Наконец обернулся к Шеманихину.
– Вообще-то идут расчеты очередной пульсации. Но большую часть мощности капитан согласился дать. Причем, он снимает боевую блокировку, а это почти удвоение по сравнению с обычным режимом. Линкуйтесь. Прямо по шине, вам дают судо-доступ.
– Спасибо, что не рутовый, – проворчал Шеманихин усаживаясь за клавиатуру ближайшего терминала и открывая рабочую консоль. – Я бы этого явно не пережил…
Павел усмехнулся. Дай Шеманихину рутовый доступ – и он бы точно уронил всю корабельную систему. И исчез бы за барьером без следов и надежды на возвращение еще один крейсер земной доминанты…
Визуально после подключения к расчетам корабельного компьютера ничего не изменилось. Минуты истекали и исчезали в энтропийном потоке.
Павел контролировал отсев ошибочных вариантов, и отсекал заведомо неверные массивы кодов – их можно было прогнозировать на основе уже имеющихся результатов. Вскоре пришлось к этому же припрячь двух биологов-генетиков, потому что Павел перестал успевать – массивы разрастались на глазах.
Он не заметил, как промелькнуло больше двух часов.
В какой-то момент времени терминал коротко пискнул и высветил в головной куб-экран зеленую метку. В матовом боку корабля, похожем на каплю запыленной ртути, возникло что-то вроде небольшой воронки, которая сразу же затянулась.
– Есть! – азартно выкрикнул Шеманихин. – Паша, крути назад и вычленяй!
– Кручу! – пальцы Неклюдова лихорадочно плясали по клавиатуре. Пользоваться бионасадками он не любил: чуть отвлечешься, и команды начинают расплываться, комп озадачивается и принимается все время переспрашивать… С клавиатуры как-то привычнее и надежнее, хотя и медленнее.
Довольно быстро Павел отыскал нужный код. Вряд ли он стопроцентно отражал сматрицированный пароль астронавта-перевертыша, но управление сервомышцей на него реагировало, а это главное.
– Кидаю единичный, – предупредил Павел и отослал подобранный код на нерв.
Во ртутной капле снова возникла воронка – глубиной сантиметров пятнадцать и диаметром двадцать пять. Корпус корабля она не прошила, но начало было положено.
– Размер взят, – сообщил один из биологов, который прекрасно понимал, что происходит. Ужатая до двадцати шести человек экспертная группа состояла, конечно же, из людей с несколькими специальностями сразу.
– Отслеживайте… – предупредил Павел и отослал несколько подобных кодов.